Commander Salamander. Пафос, романтика, цинизм
Игра в буквы. День шестой. Про дело
Дело! Хорошо, когда с этого слова начинается предложение: практически незаметно, что пишу его с большой буквы.
Ну и не сказать, что всегда так его пишу. В конце концов, пафос нынче не в моде, говорят. Вот и маскируюсь под нормального.
Десять лет назад по совету одного друга я читал Ялома. Тогда, кажется, все вокруг читали Ялома. А еще я читал блоги психотерапевтов. Тогда у меня в ленте жж было много психотерапевтов.
Сам я сидел в квартире друзей, и у них было сложно.
Но без их помощи я остался бы на улице.
Я только что расстался с партнером, и оказался в чужом городе без работы, без средств к существованию, без паспорта (паспорт потом нашелся в коробке с другими важными вещами, но тогда я был уверен, что потерял его, и это добавляло остроты моему страху перед будущим). Друзья меня поддерживали, помогали, но надо было как-то жить самому, а мне не на что было всерьез опереться.
Я понимал одно: пока я не вытряхнул старые шарманки из головы, я буду ходить по кругу. И всегда буду выбирать партнеров, похожих на моих родителей, и чего же ждать от них тогда?
Денег на психотерапию у меня не было. У меня их вообще не было - помогали друзья, но этого было недостаточно для нормальной жизни, и не могли же они помогать мне всегда.
Я затеял большое дело - развод с родителями, и писал свои "Утиные истории" - потому что стихотворение "про это" начал так:"мама-утка, утенок умер холодной зимой" - конечно, это были аллюзии на "Гадкого утенка". Я честно вспоминал и выписывал истории из детства Леночки, читал Ялома и Бьюдженталя, читал блоги психотерапевтов, общался со знакомыми психологами, ходил к терапевту, который согласился немного поработать со мной за символическую цену.
Но дело было в том, что я не знал, как мне жить дальше. Как зарабатывать на жизнь.
Я хотел только писать - мне казалось, что больше ни на что я не способен, ничего не могу, и к тому же любая работа отнимает время и силы, которые необходимы, чтобы писать, рассказывать истории, особенно большие истории, для которых нужно большое время и много сил, сосредоточения, то есть - праздного времени и свободной головы.
Я был в отчаянии, да.
И вот тогда я задал себе один простой и честный вопрос.
Сейчас, когда тебе нечего терять, когда твоя жизнь зашла в тупик, когда все, что ты знаешь и умеешь, ничем тебе не поможет, и можно не принимать в расчет весь предыдущий опыт - потому что ни одна из известных тебе работ не стоит того, чтобы тратить на нее силы и время, не дает радости и удовлетворения, а только позволяет прокормиться, чтобы жить, но это мучительно, когда невозможно писать, и потому бессмысленно... Вот сейчас, когда всё так - ну, давай, ответь: если бы было возможно всё, то какую работу ты хотел бы работать?
Я даже задуматься не успел толком.
Ответ был как будто готовенький, как будто дожидался этого вопроса.
Я хочу вот так: два человека на стульях напротив друг друга. И весь мир между ними.
И это было очень ясно и очень грустно. Я понятия не имел, как можно стать психотерапевтом, если тебе уже сорок пять и у тебя нет "вышки" по психологии. Я знал, что мне нужно в жизни (и рассказывать истории - но это было так же прекрасно, как рассказывать истории). И я был уверен, что это невозможно, недостижимо.
На следующий день один мой друг приехал навестить меня. Я поделился с ней моим печальным открытием.
- Значит, надо учиться, - сказала она.
- Ну и кто же меня возьмет в психотерапевты без "вышки"?
- Гештальтисты возьмут.
Свет неземной озарил мой мир. Ангельские арфы заиграли. Трубы вострубили.
Когда мы вспоминаем тот день, мой друг говорит, что я преобразился у нее на глазах невероятным образом. И глаза вспыхнули.
Я ей верю. Я сам видел, как засветился мир вокруг.
- Надо хоть полгода подождать, ты сразу после такой потери.
Я согласился, конечно. Надо подождать, пережить все это, я весь травмированный, куда мне учиться на психотерапевта...
Но, кажется, уже на следующий день я писал письмо одной из гештальтистов в моей френдленте, которая написала о наборе учебной группы первой ступени. Потому что любовь случилась со мной, я был влюблен в гештальт по ее постам, и, как восточный принц, влюбившись в портрет красавицы, отправляется в путь через полмира искать ее, я был готов отправиться в путь и изнывал от нетерпения.
Какие полгодика? Завтра! Немедленно!
Впрочем, несколько месяцев до начала курса мне пришлось подождать, но это было уже как обручение: ждешь того, что уже определено, чему уже назначено время. Ждешь уверенно, спокойно.
Ни одной минуточки я не жалел об этом никогда.
Даже когда любимые учителя сообщили мне, что я не могу быть терапевтом, потому что не могу, потому что нельзя, потому что так не бывает, потому что трансгендер - что это вообще такое? - психотерапевтом работать не может.
Других "даже" в этой истории нет.
Я по-прежнему люблю гештальт, и меня не оставляет ощущение, что это взаимно.
Я так счастлив, что у меня в жизни случился такой трудный момент, когда мне нечего было терять, и что я задал себе такой просто вопрос, и что у меня нашелся такой простой ответ, и что мой друг сказала мне, что есть открытая дверь, и что, когда эту дверь передо мной закрыли, я догадался посмотреть по сторонам и увидел, что и стены-то нет.
Дверь так и стоит закрытая - где-то позади.
А я иду себе, куда шел.
И да, так немного труднее. Но всегда можно найти, где еще учиться (а без этого в нашем деле никак), всегда можно встретить коллег, которые поддержат, и учителей, которые покажут и подскажут.
Но неужели они правда думали, что я откажусь от своей любви только из-за того, что они не дадут своего согласия на наш брак?
Мы сбежали и продолжаем любить друг друга.
Такие дела.
Можно караулить дверь сколько угодно.
Стены нет.
Дело! Хорошо, когда с этого слова начинается предложение: практически незаметно, что пишу его с большой буквы.
Ну и не сказать, что всегда так его пишу. В конце концов, пафос нынче не в моде, говорят. Вот и маскируюсь под нормального.
Десять лет назад по совету одного друга я читал Ялома. Тогда, кажется, все вокруг читали Ялома. А еще я читал блоги психотерапевтов. Тогда у меня в ленте жж было много психотерапевтов.
Сам я сидел в квартире друзей, и у них было сложно.
Но без их помощи я остался бы на улице.
Я только что расстался с партнером, и оказался в чужом городе без работы, без средств к существованию, без паспорта (паспорт потом нашелся в коробке с другими важными вещами, но тогда я был уверен, что потерял его, и это добавляло остроты моему страху перед будущим). Друзья меня поддерживали, помогали, но надо было как-то жить самому, а мне не на что было всерьез опереться.
Я понимал одно: пока я не вытряхнул старые шарманки из головы, я буду ходить по кругу. И всегда буду выбирать партнеров, похожих на моих родителей, и чего же ждать от них тогда?
Денег на психотерапию у меня не было. У меня их вообще не было - помогали друзья, но этого было недостаточно для нормальной жизни, и не могли же они помогать мне всегда.
Я затеял большое дело - развод с родителями, и писал свои "Утиные истории" - потому что стихотворение "про это" начал так:"мама-утка, утенок умер холодной зимой" - конечно, это были аллюзии на "Гадкого утенка". Я честно вспоминал и выписывал истории из детства Леночки, читал Ялома и Бьюдженталя, читал блоги психотерапевтов, общался со знакомыми психологами, ходил к терапевту, который согласился немного поработать со мной за символическую цену.
Но дело было в том, что я не знал, как мне жить дальше. Как зарабатывать на жизнь.
Я хотел только писать - мне казалось, что больше ни на что я не способен, ничего не могу, и к тому же любая работа отнимает время и силы, которые необходимы, чтобы писать, рассказывать истории, особенно большие истории, для которых нужно большое время и много сил, сосредоточения, то есть - праздного времени и свободной головы.
Я был в отчаянии, да.
И вот тогда я задал себе один простой и честный вопрос.
Сейчас, когда тебе нечего терять, когда твоя жизнь зашла в тупик, когда все, что ты знаешь и умеешь, ничем тебе не поможет, и можно не принимать в расчет весь предыдущий опыт - потому что ни одна из известных тебе работ не стоит того, чтобы тратить на нее силы и время, не дает радости и удовлетворения, а только позволяет прокормиться, чтобы жить, но это мучительно, когда невозможно писать, и потому бессмысленно... Вот сейчас, когда всё так - ну, давай, ответь: если бы было возможно всё, то какую работу ты хотел бы работать?
Я даже задуматься не успел толком.
Ответ был как будто готовенький, как будто дожидался этого вопроса.
Я хочу вот так: два человека на стульях напротив друг друга. И весь мир между ними.
И это было очень ясно и очень грустно. Я понятия не имел, как можно стать психотерапевтом, если тебе уже сорок пять и у тебя нет "вышки" по психологии. Я знал, что мне нужно в жизни (и рассказывать истории - но это было так же прекрасно, как рассказывать истории). И я был уверен, что это невозможно, недостижимо.
На следующий день один мой друг приехал навестить меня. Я поделился с ней моим печальным открытием.
- Значит, надо учиться, - сказала она.
- Ну и кто же меня возьмет в психотерапевты без "вышки"?
- Гештальтисты возьмут.
Свет неземной озарил мой мир. Ангельские арфы заиграли. Трубы вострубили.
Когда мы вспоминаем тот день, мой друг говорит, что я преобразился у нее на глазах невероятным образом. И глаза вспыхнули.
Я ей верю. Я сам видел, как засветился мир вокруг.
- Надо хоть полгода подождать, ты сразу после такой потери.
Я согласился, конечно. Надо подождать, пережить все это, я весь травмированный, куда мне учиться на психотерапевта...
Но, кажется, уже на следующий день я писал письмо одной из гештальтистов в моей френдленте, которая написала о наборе учебной группы первой ступени. Потому что любовь случилась со мной, я был влюблен в гештальт по ее постам, и, как восточный принц, влюбившись в портрет красавицы, отправляется в путь через полмира искать ее, я был готов отправиться в путь и изнывал от нетерпения.
Какие полгодика? Завтра! Немедленно!
Впрочем, несколько месяцев до начала курса мне пришлось подождать, но это было уже как обручение: ждешь того, что уже определено, чему уже назначено время. Ждешь уверенно, спокойно.
Ни одной минуточки я не жалел об этом никогда.
Даже когда любимые учителя сообщили мне, что я не могу быть терапевтом, потому что не могу, потому что нельзя, потому что так не бывает, потому что трансгендер - что это вообще такое? - психотерапевтом работать не может.
Других "даже" в этой истории нет.
Я по-прежнему люблю гештальт, и меня не оставляет ощущение, что это взаимно.
Я так счастлив, что у меня в жизни случился такой трудный момент, когда мне нечего было терять, и что я задал себе такой просто вопрос, и что у меня нашелся такой простой ответ, и что мой друг сказала мне, что есть открытая дверь, и что, когда эту дверь передо мной закрыли, я догадался посмотреть по сторонам и увидел, что и стены-то нет.
Дверь так и стоит закрытая - где-то позади.
А я иду себе, куда шел.
И да, так немного труднее. Но всегда можно найти, где еще учиться (а без этого в нашем деле никак), всегда можно встретить коллег, которые поддержат, и учителей, которые покажут и подскажут.
Но неужели они правда думали, что я откажусь от своей любви только из-за того, что они не дадут своего согласия на наш брак?
Мы сбежали и продолжаем любить друг друга.
Такие дела.
Можно караулить дверь сколько угодно.
Стены нет.